Я предвкушал, что Владимир сейчас скажет, что мы снова едем в Липовку. Приободрился. Последние дни я много думал о Виталине. Мне хотелось поскорее с ней встретиться, чтобы снова поспорить о чем-нибудь.

– Матвей, – послушник подошел о мне, – настоятель отправляет нас на три недели в ближний скит – преподобных Сергия и Германа Валаамских – на пасеку. Надо помочь там с постройкой деревянного храма. Завтра утром выезжаем.

Глава 6

– Столько лип вокруг… – я осматривал место, куда мы только приехали. – Что в дальнем скиту, в Липовке, что здесь.

– Эти деревья всегда считали священными, поэтому высаживали возле храмов. Может, потому что от них много пользы? – рассуждал Владимир, осторожно прихлебывая чай из колпачка термоса. – Раньше из липовой древесины делали ложки, чашки, ковши. Все, что нужно было для обычной крестьянской семьи. Сейчас у нас в монастыре липу используют для создания основ для икон и в строительстве. Цветы заваривают от простуды, а листья – от бессонницы и тревоги. Видел, какой лист у дерева? Как сердце. Символ любви. А любовь – это Бог.

Мы сидели в кружевной тени деревьев. Было по-утреннему свежо и прохладно. Накануне перед отъездом из монастыря Владимир заварил какие-то травы, и сейчас согревающий чай очень пригодился. Хотя день обещал быть жарким: на небе не было облаков. Мы наблюдали, как монахи вместе с трудниками распечатывали рамки в ульях и выкручивали мёд в медогонки.

– Ну-ка, попробуйте, – благообразный старец с небольшой белой бородой, заметив, что мы пьем чай, подошел к нам с новым липовым корытом, полным чистого сотового меда. Он снял с лица сетку, и я увидел его доброе, обожженное солнцем лицо с морщинками вокруг светло-голубых глаз. Батюшка протянул нам сладкое угощение: соты истекали золотым нектаром, в котором играло лучами солнце.

– Спасибо, отец Илия, – кивнул Владимир, зачерпнул деревянной ложкой мед, попробовал сам и предложил мне. – Сладко! А аромат какой!

Мы продолжили пить чай и наблюдать, как монахи возвращают рамки в улья до следующего сбора. Я не разделял восторгов Владимира, потому что такой ранний подъем мне, конечно, давался с трудом. Я сидел рядом с ним опять невыспавшийся и недовольный: вокруг было все чужое и незнакомое, и я раздумывал – зачем я вообще сюда приехал?!

– Заметил, какая здесь почти стерильная чистота? – чуть ли не пропел послушник.

– Нет, – буркнул я.

– Рядом нет производств и дорог. И людей здесь тоже нет. Только обширные луга с дикими медоносами и густые леса! Прекрасное место, чтобы подумать о Вечности… И местный мед такой вкусный, потому что насыщен запахами цветов.

О какой еще Вечности!

Единственное, о чем я могу думать, так это о том, что очень хочу спать!

Место, и правда, было глухое – скит преподобных Сергия и Германа Валаамских. Монахи здесь жили очень уединенно, вдали от цивилизации. Скит затерялся в сосновых лесах, несколько домов братии были построены на берегу небольшого озера. Здесь не ловила связь, и мы были предоставлены сами себе.

– Твоя сестра встречается с кем-нибудь? – спросил я, сладко зевнув.

– Что? – Владимир явно не ожидал, что я резко поменяю тему разговора, поэтому отвернулся от монахов и посмотрел на меня.

– Почему Вита живет одна? У нее есть парень или муж?

– Нет.

– Почему?

– Все сложно… – он сорвал травинку и начал ее перебирать пальцами. – А что? Почему спрашиваешь?

Мне и самому было интересно – почему? Меня беспокоило, что я замечаю ее отсутствие в своей жизни.

– Просто интересно. Она довольно симпатичная, фигура красивая, вкусно готовит. Кому-то наверняка хотелось бы жениться на ней.

– Она многим нравится. Вот только ей никто не по сердцу.

– А! Так значит я не один такой, кого она не выносит. Я-то думал причина ее вспыльчивости во мне.

– И в тебе тоже. Ты явно не фунт изюма, – он рассмеялся и снова отвернулся в сторону пасеки.

Я нахмурил брови. Все еще непривычно было сталкиваться с прямолинейностью. Обычно передо мной заискивали и обращались со сладкой улыбкой. Никак не мог привыкнуть к новой реальности! Но почему-то все происходящее сейчас со мной казалось правильным. Мне казалось, что я иду по верному пути; возвращаться к старой, зависимой от родителей жизни не хотелось. И если одно из условий – научиться держать удар и не обижаться, что ж, с этим как-то можно научиться справляться. Я втянул воздух и резко выдохнул, а вместе с ним и напряжение, что сразу сковало железным обручем голову, стоило мне только насупиться на Владимира. Стало лучше.

Послушник обернулся на меня и улыбнулся, а я – ему.

– Пойдем, что ли?

– Куда?

Владимир кивнул в сторону расчищенной площадки, где лежали неотесанные бревна, доски и инструменты. Сейчас помимо сбора мёда братия занималась постройкой небольшого деревянного храма.

– Идем. Надеюсь, меня не заставят читать псалтырь под звуки бензопилы, – больше по привычке пробубнил я.

– Не заставят. Вежливо попросят, – хохотнул Владимир, отряхивая подрясник от травы и пыли.

И действительно, наблюдая за строительством храма, я читал псалтырь с планшета. Так я чувствовал себя приобщенным к большому делу и потому ощущал себя прекрасно.

К полудню начало припекать. Владимир повязал мне на голову свой синий платок, который он всегда носил с собой. Потом расстелил покрывало на зеленой поляне под деревьями недалеко от стройки, где мы сидели утром, и помог трудникам накрыть к обеду. На свежем воздухе еда казалась особенно вкусной! Хотя меня давно уже сложно было чем-то удивить. Но эта простая деревенская пища будто возвращала силы в мое тело.

Монахи закончили работать поздно вечером, когда скит накрыли синие сумерки. На столе, недалеко от озера, засиял большой фонарь, вокруг него неслышно закружили ночные бабочки и светлячки. Кто-то из братии развел костер и повесил над огнем закопченный котелок с водой. Я слушал, как потрескивал костер, отбрасывая блики и причудливые тени на стволы вековых деревьев. Вечерний лес, окружавший несколько домиков скита, был полон странных, таинственных звуков, хотя у огня было уютно и тепло. Все располагало к долгой, неспешной беседе.

Согреваясь чаем с листами лесной смородины, отец Илия рассказывал нам о случае, когда к ним на пасеку заглянул медведь.

– Пока братия отдыхала в домике от жары, меня не оставляло ощущение, что по участку кто-то ходит! Да ну, показалось! – махнул он рукой. – А потом вышел на улицу. Батюшки! – хлопнул себя по коленям. – Все ульи были разворочены косолапым!

– Медведи-сладкоежки специально выносят с пасеки ульи, рушат их и ненадолго отходят, чтобы пчелы успокоились и улетели, – кивнул кто-то из трудников. – Как только накал пчелиного негодования спадает, мишка идёт к столу.

– Вот умные какие! – пихнул его локтем в бок сосед.

– Ага.

За ужином мы обсуждали рабочие планы на следующий день, ужинали грибницей, а потом братия постепенно разбрелась спать. Так прошел первый день в скиту на пасеке. Мы в Владимиром еще некоторое время сидели возле костра и наблюдали, как затихает огонь, подсвечивая угли изнутри. К нему подошла собака, помахивая хвостом, и положила голову на его колено. Послушник трепал пса за мягкие уши и тихо болтал с ним о чем-то, а я, задрав голову вверх, смотрел в черные и молчаливые глубины космоса. Мне вспомнилась поездка в обсерваторию на Гавайях, куда мы ездили с «другом», купленным для меня родителями. Хотя тогда я об этом, конечно, не подозревал. Я думал, что все по-настоящему. Наивный!

– Ну-с, докладывай, Ярослав, – обратился отец к моему другу. – Как дела?

– Все хорошо. Мы с Матвеем подружились, проводим много времени вместе, – отчеканил он. – Вчера вместе ездили на экскурсию в планетарий, а вечером он мне показал ваш конный клуб.

Мой друг Ярик, умный, воспитанный, аккуратный мальчик, с которым мы познакомились на игре в шахматы пару месяцев назад, стоял возле стола моего отца, в домашнем рабочем кабинете, и почему-то отчитывался перед ним.

– Хорошо, – кивнул папа, не отрывая взгляда от бумаг. – Продолжай.

– В планетарии я рассказывал ему об экзопланетах и пульсарах. Матвею, кажется, понравилось. На прошлой неделе мы ходили на интерактивную